— Зачем ты так, мама?
Не накрашенные блеклые губы женщины тронула грустная улыбка.
— Зачем? Разве ты хочешь остаться не для того, чтобы защитить свои интересы, чтобы всё вновь стало как прежде? Может быть, ты всё-таки сделаешь усилие над собой и по-настоящему откроешь глаза?
— Осуждаешь?
— Как я могу осуждать тебя, Андрюша? Я всегда гордилась тобой, горжусь сейчас и люблю. Ты мой сын. Я понимаю, что ты всего лишь винтик в большом механизме, в этом твоя беда, и таких, как ты.
— Но так было всегда. Всегда были винтики и шестерёнки, благодаря им механизм работал. И если винтик изнашивался или мог подвести в ответственный момент, его заменяли. Никому не было дела до этого винтика. И сейчас нет. Незаменимых винтиков и шестерёнок не бывает.
Андрей Николаевич коротко вздохнул, отпустил руки матери, откинулся на спинку стула.
— Мам, это бессмысленный разговор. Ты должна уехать вместе с моими.
— Андрюша…
— Мама, ты должна ехать. Понимаешь? Д олжна. Тогда я буду спокоен за вас. Мне нужно, чтобы ты присмотрела за внуками и за супругой моей. Она тебя слушается. Вы ведь ладите?
Женщина кивнула.
— Нелегко ей, с её-то характером и привычкой руководить, но, по крайней мере, делает вид, что слушается, — с улыбкой произнесла она.
— Вот и хорошо. В Швейцарии тихо, а мне здесь спокойнее будет.
— В Швейцарии?!
— Я же говорил, мы там купили дом.
— Да, припоминаю. На скромные сбережения от зарплаты купил?
— Перестань, мама! Ну, зачем ты так? Ты ведь знаешь, что у моей Натальи хорошо отлажен бизнес.
— Знаю. Благодаря твоим связям.
— Не без этого, конечно. Но на одних связях стабильно работающую фирму не построишь.
— Что мне там делать, в этой Швейцарии, Андрюша?
— Жить, мама. Жить в нормальных челове ческих условиях.
— А как же Федя и Ваня? Как их семьи?
Савельев вздохнул.
— Я мог бы и им документы сделать. Но у них своя жизнь, а у меня — своя. Надеюсь, хоть за это ты не осуждаешь меня?
— Я уже говорила, что не могу осуждать тебя. Но лучше бы уехать всем вместе.
— Всем вместе не получится. Это очевидно. Значит, договорились, да?
— При одном условии. Ты должен обещать мне, что приедешь не позднее конца этого года, что бы тут ни происходило.
— Давай, к началу лета, мама. До конца года осталось всего ничего, дай Бог вас отправить за это время.
— Ну, хорошо. Пусть так. Я ведь не разбираюсь в этих тонкостях. Только пообещай ещё звонить постоянно.
— Обещаю. Ты даже будешь видеть меня.
— Как это?! — удивилась женщина.
— Сейчас техника на грани фантастики, как говорили раньше, помнишь? Егор или Ольга тебе покажут и помогут. Они в этом Интернете живут буквально. И меня научили пользоваться всякими штучками-дрючками. Так что будем видеть друг друга во время разговоров… Ладно, пойду теперь с супругой разговаривать. Спокойной ночи, мама. Постарайся уснуть, выпей таблеток ещё, если надо.
Андрей Николаевич поцеловал мать в щёку, поднялся и вышел из комнаты.
Его супруга тоже ещё не спала.
Она лежала на своей половине широкой кровати. Рядом с прикроватной тумбочкой горел торшер.
— А-а, полуночник! Наговорились о делах? — спросила она шутливо.
— Наговорились, — ответил Андрей Николаевич, скидывая одежду и ныряя под одеяло на своей половине кровати. Повозился, устроился поудобнее. — В ближайшее время ты с детьми и с мамой уедешь в Швейцарию.
— А ты?
; — А я останусь на какое-то время. Потом приеду.
— Как ты приедешь, если тут вот-вот война начнётся? — с тревогой спросила женщина.
— Уже началась, но я думаю, это ненадолго. Оппозицию быстро прижмут к ногтю. Зачинщиков посадят и всё будет как раньше.
Андрей Николаевич невольно вспомнил укор матери, её грустную улыбку и предложение открыть глаза по-настоящему.
Голос супруги отвлёк его от невесёлых мыслей.
— Мы можем поехать к моим родителям в Германию.
— А зачем мы в Швейцарии дом покупали? Чтобы пустой стоял и тянул деньги на содержание? Езжайте туда. А до Германии там рукой подать. Съездишь к своим. Или они к нам приедут.
— Хорошо, что ты наконец-то решился на разумный поступок, Андрей. А я всё ждала, когда же ты побеспокоишься о семье.
— Не нужно сарказма, Наташа. Ты знаешь, я не верил в такое разв итие событий. Не верил до последнего. Кроме того, никто не освобождал меня от моих обязанностей по основной службе. То, чем я сейчас занимаюсь при штабе — временно.
— Да как же тебя освободят, если все твои начальники давно разбежались, как крысы с тонущего корабля? Только лубочные патриоты вроде тебя и остались.
— Прекрати.
— Хорошо. Как скажешь, — холодно заметила супруга. — Только нас-то ты обязан был раньше отправить отсюда.
— Не любишь Родину свою?
— Родину-то? — усмехнулась Наталья. — А она меня? Молчишь? Правильно. Знаешь сам, не любит нас Родина. Ни меня, ни тебя, ни таких как мы. Потому что мы для неё — взяточники, воры и вообще сволочи, которых убить мало. Эта самая Родина, провонявшая перегаром, дешёвым куревом, нестиранной одеждой и немытыми телами, обозлённая за собственную неудачливость на весь белый свет, готова насмерть затоптать сапожищами таких как мы по той п ростой причине, что у нас всё есть, а у неё ничего нет. Полагаю, ты понимаешь, о чём я? Вижу, понимаешь. Так что гробить за такую Родину свою жизнь и здоровье — уволь. Это россказни для ура-патриотов. А о детях ты подумал? Что им тут делать? Тоже геройски сложить головы за Родину, которая их ненавидит?
— Что ж ты молчала до сих пор? — вяло удивился Савельев.
— А кто у нас мужик в доме? Я или ты?
— Ладно. Я спать.
— Спокойной ночи, — Наталья отвернулась от мужа, протянула руку к торшеру и выключила его.
Со стороны Андрея Николаевича свет не горел. Комната погрузилась в темноту, лишь оконный проём светлел большим прямоугольником, где за стеклопакетом виднелись тяжёлые, наполненные снегом тучи.
«Вот ведь оно как, а! — думал Савельев, положив сцепленные ладони под затылок. — Мать и жена такие разные. Их обеих я люблю и не представляю своей жизни без них и без детей. Права Наташа — я эгоист. Совсем не думаю о ней и о детях. За границей им будет гораздо лучше, чем здесь. А сейчас ещё и безопаснее. Егор и Ольга вообще обрадуются, как узнают. Им эта страна, можно сказать, чужая. Они повзрослели там, прижились, возвращаться не хотели. Я настоял. Вмешался в их жизни и судьбы. Действительно, эгоист… Кстати, Ивана пасынок — Роман так и не смог найти с моими общего языка. Наверное, и это не в последнюю очередь стало причиной его ухода. Как там Иван, нашёл его, нет? Фёдор тоже где-то в городе, наверняка. Они ведь теперь среди мятежников. Впрочем, братаны-то мои, скорее всего, за оппозицию. Н-да! Даже среди братьев, хоть и не единокровных, нет согласия. Интересно, они поехали бы, предложи я такую возможность? Согласились бы, пожалуй. Особенно Фёдор. Ведь не на пустое же место пришлось бы ехать. При таких условиях обустроиться и прижиться на чужой земле гораздо проще… О-хо-хо! Никому не нужна Россия, только таким лубочным, как сказала Наташа, патриотам вроде меня. Многие хотят уехать, но не все могут, поэтому вынуждены жить здесь и терпеть чиновничий произвол. Ха! Думаю об этом так, будто сам не из государевых людишек… Ладно, хватит лирики. Утро вечера мудренее. Будет день, будет пища».
Он ещё долго ворочался, прислушивался, спит ли жена. Мысли донимали разные. Как воробьи с ветки на ветку, так и мысли прыгали с одного на другое.
Постепенно сон сморил Савельева.
//- * * * — //
Трошин выглянул из-за павильона и как на грех встретился взглядом с преследователем. Тот выскочил из-под арки дома, замер и стал быстро озираться, пытаясь определить, куда мог подеваться беглец, как вдруг увидел его.
— Стоять!!! — заорал солдат, вскидывая автомат.
Фёдор рванулся в подъезд, даже не успев сообразить, что сам себя загоняет в ловушку. Это получилось неосознанно, хотелось спрятаться хоть куда-нибудь, хоть под женск ий подол. Он захлопнул за собой металлическую дверь, радуясь, что замок исправен, слыша сильные удары по двери и доносящиеся маты преследователей.
«*censored* вам по всей морде, падлы!» — язвительно подумал Трошин, пулей взлетел на третий этаж, где находилась квартира Малиновской Натальи, и застучал кулаком в дверь.
Обрадовано удивился, что та открылась быстро. Он вообще не надеялся, что кто-то есть дома.
— Что-то забыл, Ваня?
Женщина оторопела.
— Фёдор?!
Трошин ворвался в квартиру со словами:
— Наташа, всё нормально, я ненадолго, так надо…
Испуганная женщина только и смогла произнести:
— Иван сейчас вернётся…
Фёдор замер у дверей, позабыв обо всём. Он уставился на женщину, пытаясь осознать, не ослышался ли. Выражение его лица с тревожно-испуганного сменилось на саркастически злое.
